Факт существования множества дефиниций понятия “культура” общеизвестен. Отталкиваясь от содержания ставшей классической работы А.Л. Кребера и К. Клакхона, впервые вышедшей в свет в 1952 году (Culture: A Critical Review of Concept and Definitions), и последовавших за ней публикаций этих и других авторов, можно предположить бессмысленность усилий по выработке общеприемлемой, безальтернативной дефиниции данного понятия. Не секрет и то, что различные, порой принципиально взаимоисключающие когнитивные практики вполне успешно реализуются в отношении конкретного, общего для них объекта. Признание какой-либо эвристической ценности каждой из них не является, впрочем, основанием для отказа от выбора той, которая может оказаться наиболее эффективной применительно к избранным предмету и цели исследования. Таким образом, всякий исследователь, допускающий плюрализм когнитивных практик, оказывается перед конгломератом разнообразных теоретических положений и неминуемо делает выбор в пользу тех из них, которые лягут в основу методологии его собственных изысканий.
В настоящем исследовании была предпринята попытка уточнить возможные структурно-функциональные основания демаркации культуры, субкультуры и контркультуры. Исходными при построении теоретико-методологического базиса исследования были избраны положения о сущности и структуре культуры, разработанные Д.В. Пивоваровым [1].
Согласно Д.В. Пивоварову, культура строится как возделывание идеалов [2] и обнаруживается как идеалообразующая сторона жизни людей, в единстве своих материальной и духовной составляющих. В структуре культуры он выделяет два элемента: а) “твердое ядро” – основополагающий священный текст, выступающий как средоточие идеалов, задающих лояльному индивиду высший смысл жизни и при этом предоставляющих ему некоторую свободу выбора какого-либо социально приемлемого варианта мироотношения [3] и б) “защитный пояс” – светские идеи, адаптированные к толкованиям признанных религиозных принципов и материализованные в бытовой, производственной, социально-преобразующей и научно-технической практике и открывающие людям смыслы их повседневной деятельности (рис. 1). Далее автор уточняет, что генотипом культуры выступает “единство религиозных идеалов и экономических архетипов” [4].
Социоцентрически ориентированная (по крайней мере, до недавнего времени) отечественная философия всем надприродным – сверхорганическим и сверхпсихическим – явлениям приписывает статус социальных [6]. Думается, что эвристическая ценность такого рода представлений о культуре исчерпывается границами социоцентрического мировидения. Но что в наше время мешает добросовестному исследователю выйти за эти границы, освободиться от необходимости достижения одного из частных вариантов идеологически предзаданных, всеобще-обязательных итогов любых изысканий [7]? Быть может, включаясь в многовековой общечеловеческий процесс постижения истины, стоит разрешить себе позитивно-творческое отношение к эмпирически и теоретически состоятельным исследовательским результатам, вне зависимости от того, в какой мере они соответствуют своим собственным, ранее сложившимся мировоззренческим установкам?
Полный текст статьи на CULTUROLOG.RU>>>
